Глава девятая
Бой до последнего… концерта


Это что за отряд?

Про него говорят:

Не сапёры, не связисты,

Но дела, говорят, боевые творят –

Фронтовые друзья-артисты!



(Из фронтового фольклора)

 

Кто такой «военный человек»? Призванный в армию? Надевший форму? Взявший в руки оружие? Вставший в строй? Безусловно. Но с того момента как страна услышала по радио знаменитую речь В. М. Молотова, в Советском Союзе к очень многим специальностям можно было приставить слово «военный».  Военный повар. Военный портной. Военный журналист. Военный инженер. Военный врач. Да мало ли!

Михаил Гаркави один из первых в своём эстрадном «цехе» освоил уникальную специальность военного конферансье. Когда случилась беда, и жизнь пошла по иному, военному, времени, - кого,  прежде всего,  можно было бросить на эти «опасные гастроли»? Конечно, Гаркави! Тем паче, что к началу 1941 года у него уже был немалый опыт работы в войсках. И не только в мирное время.

За его плечами уже было участие в финской компании. Концерты проходили, как правило, под открытым небом. Гаркави вместе с Л.А. Руслановой дали сто с лишним концертов за 28 дней! В бригаду артистов также входили постоянный аккомпаниатор, виртуоз на саратовской гармошке В. Максаков, баянист И. Голый, братья Набатовы, жонглёр Спивак, вокальный дуэт Хромченко и Юровецкий, танцевальная пара А. Рейдель и В. Хрусталёв выехали на финский фронт зимой 1940 года.

Об этом периоде его работы стоит рассказать подробнее. По свидетельству одной из спутниц Гаркави в его бесконечных гастрольных маршрутах, танцовщицы Анны Рейдель, путешествовали они как попало: то на автобусе, то на дрезине, то на самолёте, то на санях, шли иногда на лыжах. В ту зиму на севере стояли жесточайшие морозы. Выступали и в блиндажах, и в небольших, искусственно замаскированных землянках, в ангарных палатках и походных госпиталях. Попадали под обстрел – всякое бывало… Ближе к передовой концерты давали порой в фанерных, почти летних домиках, наши солдаты воздвигали из «на ходу» взамен домов и посёлков, уничтожаемых противником при отступлении. Никаких подмостков – артисты находились в узком проходе между двухэтажными нарами, где располагался зритель. Если внезапно отказывал «движок» и на сцене  гас свет, в зрительном зале немедленно вспыхивали огоньки карманных фонариков, освещавшие исполнителей. Но хотя в глубине дома стояла маленькая печурка, раскалённая докрасна, все выступающие, кроме танцоров Рейдер и Хрусталева, выступали в ватниках.  Ночуя в подобных домиках, артисты даже не раздевались –холод был страшный, несмотря на походную печурку. Спали на верхних нарах, головой к мёрзлой стенке, а ноги в валенках – только что не дымились вместе с печкой. О том, насколько хрупким было всё это соорудение, можно судить по такому случаю. Однажды Хрусталёв, возможно, слишком плотно, чем надо, прислонился к стене и… вылетел с нею прямо в сугроб.

Таким образом, имея за плечами опыт финской компании, Гаркави встретил 22 июня 1941 года во всеоружии своей профессии. Профессия военного конферансье стала для него настоящим призванием! Он находил особое удовольствие оказываться на таких опасных участках фронта, куда и военный-то человек отправлялся с замиранием сердца! Вот о чём поведал своим читателям Ф. Носков на страницах журнала «Эстрада и цирк»: «Командир партизанского отряда «Во славу Родины» рассказывал, что он, кажется, был удивлён только один раз в жизни: когда в его отряд, находившийся в окружении, в кольце, из которого уже много дней и ночей пробивал себе выход, с Большой земли прилетел очередной самолёт с боеприпасами. «Я разинул рот, - рассказывает командир отряда, - когда увидел, что из аэроплана, как ни в чём ни бывало, вылез толстый улыбающийся человек и доложил мне, что он артист Гаркави, который прилетел дать несколько концертов в частях, находящихся в моём распоряжении. Если бы епископ Кентерберийский прилетел в это время узнать, как моё здоровье, я бы, наверное, удивился меньше, чем увидев у себя этого концертанта. Какие уж он там давал концерты и как его сумели отправить обратно, я не помню. Но помню, бойцы говорили, что, если у этого человека есть какие-нибудь грехи на душе, их стоит отпустить за такую честную работу актёрскую…»

 

Жизнь артиста фронтовой бригады. Что известно о ней нашему современнику? Что-то, разумеется, известно, предположим, из пьесы Г. Горина «Прощай, конферансье». Андрей Миронов, а за ним и Михаил Державин сыграли главного героя, что называется, и с любовью, и со знанием дела. Поставленная в Московском театре Сатиры, она показывала вполне реальные будни фронтовых артистов. Будни, наполненные почти ежедневными концертами, встречами и таким же ежедневным смертельным риском. Борис Филиппов в «Записках «Домового»» опубликовал страницы из своего военного дневника. Любители «старой» эстрады наверняка слышали об этом, по-своему уникальном документе. Благодаря Б. М. Филиппову сохранилась история о Нонне Тимофеевне Якушевой, военная судьба которой достойна отдельного рассказа. Она получила медицинское образование в Воронеже и в первые дни войны была призвана в армию. Перевязывала раненых, отстала от части. Отступая вместе с двенадцатью ранеными бойцами, встретила отряд фашистов и вступила с ними в бой. Застрелила из нагана фашистского офицера. Вырвавшись из окружения и подбирая по пути оставшихся красноармейцев, она возглавила отряд, насчитывавший уже 50 человек. Отряд попал в «мешок», выйти из которого можно было только пройдя деревню, занятую фашистами. Красноармейцы пробились без всяких потерь. Операцию возглавляла Нонна Якушева. За этот подвиг была награждена орденом Красного знамени.  Гаркави, чьим коньком, как известно, были чтения со сцены стихов, посвящённых бойцам и командирам, посвятил Нонне Тимофеевне песенку. Солдаты аплодировали. Якушева вспыхивала ярким пламенем и немного сердилась. Такая вот история.

По сей день мы смотрим сюжеты по телевизору, как там-то или  там находят неразорвавшиеся снаряды времён Второй мировой. Их оставили враги или свои  - уже не важно – была война… А как быть с «литературной миной» , подложенной в наше настоящее, а значит и будущее? Она хитро сделана, эта мина. Дождётся своего книгоглотателя, разлетится на кусочки, а потом – хоп!» - и опять соберётся в прежнем виде целая и невредимая, в ожидании следующего  Привожу небольшой фрагмент из романа Василия Аксёнова «Московская сага. Война и тюрьма…»: «Артистов… по фронту шаталось великое множество, немало было и простой, как мычание халтуры, бригады сколачивались наобум, богема охотно валила развлекать «бесстрашных воинов», а в основном подкормиться у полевых кухонь, разжиться тушёнкой. «Красота кабаре» к тому же была не прочь прокрутить в блиндаже блиц-романчик…»

Градус неприязни писателя здесь столь очевиден, что возникает вопрос: а не замешано ли здесь что-то личное? И что лично господину Аксёнову сделали те, о ком он пишет?!  Выражаю «признательность» автору романа за «шатающихся по фронту» артистов и за «красоток кабаре», «кувыркающихся»  «в блиндаже». Думаю, что отдельное «спасибо» Аксёнову скажут ветераны Великой Отечественной войны, а также родные и близкие тех, кто не вернулся и чьё бесстрашие автор вдруг взял и закавычил. Всего и делов!

Я об одном жалею. Что жизненные тропы советско-диссидентского писателя Василия Аксёнова и нацистского пропагандиста Йозефа Геббельса не пересекались. Герр рейхминистр мог бы многому научиться у автора «Саги»! А то сыпал, понимаешь, с самолётов свои дурацкие листовки, влияние которых на умы наших граждан было так себе, а пользы для самокрутки, растопки печки, да по нужде… А тут  - посмотрите! Эка свой лупит по своим! Загляденье!

Но вот вам другое свидетельство. Известный эстрадный автор Владимир Поляков писал: «Снаряды  падают рядом. А весёлый Владимир Хенкин читает свои юмористические рассказы, и тысяча солдат смеются… Сквозь рощу, обстреливаемую фашистами, бредут короли смеха – Рудин и Корф, чтобы погибнуть героями».

Об этом, поистине трагическом эпизоде стоит рассказать подробнее.

Ей был присвоен 13-й номер, и в её составе числилось 13 человек. На Западный фронт она поехала 13 сентября в 13 часов. (Впоследствии участники бригады вспоминали, что и суточные были установлены в размере 13 рублей!).  Бригаду сформировал директор ЦДРИ Лев Лебедев. Состав: Р. Холодов, В. Токарская, Я. Рудин, Р. Корф, Н. Политикина, В. Мирсков, Р. Бригиневич, трио Макеевых, А. Бугров и аккомпаниатор Розенберг. Анна Рейдель и Михаил Хрусталёв вспоминали позднее, что в сентябре сорок первого года фронт напоминал слоённый пирог:  трудно было разобрать, где свои, где немцы. Деревни переходили из рук в руки, грозила опасность оказаться в окружении… Так и случилось с концертной бригадой, посланной им на смену. Постараюсь коротко изложить ход событий, запечатлённый Б. Филипповым в книге «Актёры без грима».

До начала октября бригада выступала с концертами в районе Вязьмы. 4 октября их зрителями должны были стать бойцы 16-й армии, которой командовал К. Рокоссовский. 2 октября бригада прибыла в штаб, где её собиралось принять командование армии. Дежурный офицер сообщил, что командование не может принять артистов, поскольку в расположение части просочились немецкие танки. Офицер посоветовал артистам двинуться на Москву или перейти, в крайнем случае, на обслуживание второго эшелона. На самом же деле дежурный офицер не хотел волновать впечатлительных артистов – положение на фронте обострилось до предела…

События застали бригаду№13 в наиболее трудный момент битвы под Москвой, когда бросок противника к ближним подступам столицы ещё не был приостановлен. В этот критический период Корф высказался за продолжение работы.  На короткой летучке актёры решили выполнить свой долг до конца. Бригада нашла приют в редакции фронтовой газеты. Вместе с сотрудниками газеты артисты скоротали ночь на 4 октября. В половине пятого утра их разбудил сигнал тревоги: в грузовую машину, а потом…  А потом началось метание из стороны в сторону. Машина всюду натыкалась на КПП и патрули. Так прошли сутки. Все дороги были замкнуты противником. Во время этого бесплодного метания бригада№13 встретила комбата Некрасова с небольшой группой бойцов. Цель была одна: пробиться на восток. С 5 по 7 октября бригаде было тяжелее всего. В какой-то момент Лев Лебедев отдал приказ оставить вещи в машине и идти пешком. Быть может, в это время с артистом цирка Владимиром Макеевым произошёл психический шок. Коллеги его стали опекать, но он ускользнул от их наблюдения и исчез навсегда. 7-го октября артисты оказались в лесу, чуть западнее Вязьмы. Под прикрытием наспех сколоченной безымянной воинской части, они продолжали свой путь. Лебедева сначала ранило, потом он погиб от разрыва мины.

Дальнейший ход событий в его абсолютной точности уже вряд ли удастся восстановить. По версии Рейдель и Хрусталёва[1], Рудина и Корфа повесили, в книге В. Строгина[2] – расстреляли, а  Б. Филиппов[3] пишет, что Рудин потерялся, Корфа ранило осколком в голову, ему оказали первую помощь, а затем… «Корф был бледен. Потеряв контроль над собой, он побрёл как слепой, вглубь леса, с пледом, пререкинутым через руку – их дорогой «пупсик», - как интимно называли Корфа в своей среде. Уцелевшие в этом хаосе битвы актёры больше не видели своего старшего товарища. Его навсегда поглотила лесная чаща. Печальная ирония заключается в том, что «хаос битвы», в котором оказалась бригада№13, породила и хаос в свидетельствах её мемуаристов. Хотя, допускаю, что идущий, как слепой в глубь леса Корф с пледом, перекинутым через руку – настоящая находка для кинематографистов».

Завершая свой рассказ о бригаде№13, Б.М. Филиппов делает главный вывод: «Нет никаких сомнений, что Р. Корф и Я. Рудин - погибли».

И как следствие, автор книги, которую читатель держит сейчас в руках, делает свой главный вывод: об артистах, нередко милых, простодушных, даже не успевших до конца осознать в какое пекло они попали волею судьбы, такой авторитетный в читательском мире писатель, как В. Аксёнов мог бы говорить и повежливее…

А ещё я вспоминаю детские зонтики из фильма Семёна Арановича «Торпедоносцы», покачивающиеся на волнах – всё, что осталось от артистов-лилипутов… Вспомните искажённое от боли лицо героя Родиона Нахапетова, ставшего очевидцем гибели концертной бригады: «Карать!!! Карать!!!»

Но вернёмся к Василию Аксёнову:

«…Вёл программу знаменитый московский толстяк, любимец сада «Эрмитаж», конферансье Гаркави. Участвовали звёзды первой величины: Эмиль Гилельс, Давид Ойстрах, Любовь Орлова, Нина Градова… После музыкантов Гаркави, облачённый во фрак с пожелтевшей со времён нэпа манишкой, читал какой-то бесконечный фельетон. Он то впадал в стекленеющий патриотический транс на тему «Не смеют крылья чёрные над Родиной летать» и тогда застывал время от времени в монументальном величии с отвалившейся чуть в сторону челюстью, то вдруг весь поджимался, позорно юлил и суетился, изображая презренных врагов…» И так далее и тому подобное…

Я не призываю писать исключительно иконы с тех, кто не взял в дни войны в руки оружия, а остался со скрипичным смычком, арфой, рояльными клавишами или, как тот же Гаркави – с шуткой, добрым словом, куплетом. Среди них были разные люди. Но они честно выполняли свою работу. И любой из них рисковал своей жизнью не намного меньше, чем бойцы действующей армии. К тому же, бывший литературный стиляга показывает незнание того, о чём он пишет. «Знаменитый московский толстяк» на тот момент был знаменит далеко за пределами Москвы. Легче назвать уголки в нашей стране, где бы зрители не видели его колоритную фигуру. Какой уж там Эрмитаж?! Садом была вся страна!

В 1988 году жена Гаркави Л. Михайленко-Луарина передала РГАЛИ с другими материалами и фронтовой дневник мужа. В нём есть эпизод того, как возглавляемая им фронтовая бригада выступала в Ленинграде на борту линкора:

«Во время концерта линкор тряхнуло так, что рояль откатился на два метра, и руки пианиста повисли в воздухе. Я спросил капитана: «Что это значит?» Капитан ответил коротко, но вразумительно: «Ничего не попишешь – война».

Значительно позднее, подводя свои жизненные итоги, Гаркави писал: «Разбирая бумаги и книги, я отыскал записную книжку, обыкновенную записную книжку для телефонных номеров на переплёте которой стояла цифра 1941.

Первые четыре страницы  - это просто книжка как книжка. И вдруг все записи перечёркнуты, и я читаю: 28 июля совещание по вопросу работы фронтовых бригад, и вслед за этим дата – 8 августа 1941 года».

***

Вот ещё несколько характерных записей в дневнике неизменного руководителя фронтовой бригады М. Гаркави:

Наша машина уже под Можайском. Проливной дождь сменяется солнцем.  Мы в Вязьме. По небу проплывают самолёты со свастикой, летящие на Москву.

9 августа – первый концерт в авиачастях генерала Захарова. Концерт идёт на крыле самолёта ТБЗ. Вход на сцену, то есть на крыло – это лестница, уложенная из снарядных ящиков. Ощущение непривычное…

***

В этом же месяце в частях ныне маршала Конева присутствуем при встрече «Катюши». Честно говорю – выстрел испугал и нас.

***

Подъезжаем к заставе: «Стой! Кто идёт?» - «Артисты» - «Ах, артисты, вас-то мы и ждём! Руки вверх, слезайте. Вы арестованы!»

Потом выяснилось, было недоразумение.

***

Сентябрь 1941 года. Южный фронт. 19 сентября подъезжаем к городу Сталино. Кругом затмение. Ночь провели на вокзале. Дали концерт эшелону в абсолютной темноте. Запрещено было зажигать огонь. Спрашиваю бойцов: «Ну, как концерт? Ведь ничего не видно?» - «Зато чувствовали мы вас очень хорошо, лучше, чем в мирное время».

***

Во время концерта (часть Аладинского) после первого номера подходит командир: «Получили срочное задание, прекратите концерт, только никуда не уезжайте. Прилетим, дослушаем». Через час прилетели. Прошёл ещё один номер. Вдруг опять вылетели на задание. Короче говоря, концерт шёл полтора дня, но программа была выполнена и нами, и лётчиками».

1942 год.

Ночь провёл на узле связи. Впервые услышал очень интересные позывные в частях Коробова: «Ресница», дайте «Слезу».

Идёт концерт в частях Морозова. В длинном сарае, набитом бойцами до отказа. В середине концерта. На сцену, отстраняя меня, выходит командир части и говорит мне: «Одну минуточку, товарищи, я должен дать несколько экстренных распоряжений». И, обращаясь к аудитории, говорит: «Первая, вторая, третья роты – к пункту сбора. Шофера – к машинам! Люди – к орудиям». И после того, как буквально все ушли, оборачивается ко мне и говорит: «Ну, продолжайте ваше дело». Впервые за мою артистическую жизнь концерт прекратился за полным отсутствием зрителей.

Даём концерт в клубе-землянке. Народу так много, что лампы тухнут из-за отсутствия кислорода.

***

Дороги из-за дождей так развело, что невозможно было подвезти продовольствие. Ни командование, ни артисты ничего не ели полтора суток. Ночью командир разбудил: «Вставайте, товарищи артисты, кухни приехали и привезли горячий гороховый суп».

Никогда ещё суп не был так вкусен, как тогда.

***

Один артист мечтал привезти своему ребёнку немецкую каску. Во время остановки поезда увидел лежащую каску. Артист было бросился за ней, но поезд тронулся, и он вскочил обратно в вагон, не успев дотронуться до каски. В это время какой-то мальчик бросился к каске. Каска взорвалась. Это была мина.

Маршал Советского Союза И.С. Конев, оценивший вклад артиста в поддержание боевого духа в войсках,  прозвал Михаила Гаркави «маршал конферанса».  Знали и любили Гаркави на фронте так, что удивлялись даже видавшие виды командиры и политработники. «Горькавый приехал» - мгновенно разносилась весть по всем частям. Очевидцы рассказывали, как, подписывая пропуска на передвижение артистов в прифронтовой полосе, генералы в штабах не тратили на Гаркави бланки пропусков, говоря, что «этого толстого чёрта» и без них везде  пропускают.  Стоило ему показаться на любой заставе, как солдаты не смотрели ни на какие пропуска и  говорили шофёру: «Давай, давай, это Горькавый с артистами! Проезжай!»

Из дневника М.Н. Гаркави

Немецкий городок Кунау. Просыпаемся от страшной канонады. Пейзаж ночного боя. Трассирующие пули, зенитки, пулемёты, автоматные очереди. По привычке ползком пробираемся к фронтовому Дому Красной Армии. Нас встречают смеющиеся люди, предлагают подняться с земли. Не понимаем, в чём дело. Поднимаемся м узнаём: «Победа! Германия капитулировала. У артистов на глазах слёзы радости!»

Запись была сделана 8 мая 1945 года. А 20 июня из Дрездена через Бреслау в теплушке бригада возвратилась в Москву. За войну она дала 1854 концерта. Тысяча восемьсот пятьдесят четыре! Война, как известно, длилась тысяча четыреста восемнадцать дней.  Методом простого арифметического подсчёта нетрудно определить, сколько дней и ночей артист Гаркави и его бригада провели вместе с бойцами. На улицах Москвы «маршала конферанса» нередко останавливали незнакомые люди в шинелях:

- Здравствуйте! Не узнаёте? Вы же были у нас под Харьковом. Возле Берлина, Дрездена, Праги… Ну, как поживаете? А ведь правда, незабываемое было время!

Гаркави был награждён редчайшей для работников искусства наградой –боевым орденом Отечественной войны первой степени. Он шёл по городу и люди оборачивались, увидев его массивную фигуру, громко называли его имя. Таксисты замечали его с середины улицы, тормозили у кромки тротуара, приглашали: «Куда вам, Гаркави? Садитесь - подвезу». Писатели-фронтовики просили, чтобы на их встречи приходил 9 мая.

В поварском колпаке, с черпаком, посреди уютного зала Центрального Дома литераторов, он наливал супец из настоящей походной кухни…

***

Добавление к этой главе появилось внезапно. Неожиданно для всех поклонников,  Василия Павловича Аксёнова не стало на 77 году жизни…

А я всё надеялся на то, что встречу его когда-нибудь на очередной книжной ярмарке. И, встретив, задам единственный вопрос: что заставило его выпустить столь мощный «залп» по герою моей книги и его боевым товарищам – артистам на войне?!






[1] А.Рейдель, М. Хрусталёв – «Никогда не забыть», «Музыкальная жизнь»№3, 1965


[2] В. Стронгин – «Тюрьма и воля Лидии Руслановой», 2009 г.


[3] Б. Филиппов – «Актёры без гримма», 1971 г.

­
Читать полностью