Глава пятая
Конферанс и конферансье
Плох тот конферансье, который заботится, главным образом, о собственном успехе. Такой конферансье никогда не будет иметь своего успеха.
Цитата из этой главы.
Не хочу показаться назидательным, но есть одна простая истина, напомнить о которой считаю своим долгом. В русском языке существует два однокоренных слова – «конферанс» и «конферансье». Во время расцвета этой профессии какой-нибудь не очень грамотный администратор, методист в клубе или просто несведущий зритель, подходя к «капитану концерта», обращался к нему с вопросом:
- Вы у нас – конферанс?
- Да нет же, я у вас – конферансье!
- Какая разница?!!
- ??????!!!!!!
На всякий случай спешу напомнить, что «конферанс» - это эстрадный жанр, а «конферансье» - актёрская специальность.
Теперь, когда поставлены все точки над «и» , хочу познакомить читателя с одним уникальным документом. В 1935 году Э. М. Бескин записал беседу с М. Н. Гаркави. Выдержки из неё я и предлагаю вашему вниманию.
ГАРКАВИ: В своей жизнедеятельности как конферансье я прошёл два периода. Сначала я сделался конферансье, как я его называю, репризного характера, то есть человек, который говорит остроты во что бы то ни стало… Но когда я увидел, что это наиболее распространённый вид конферанса и, завоевать положение, идя по этому пути, будет очень трудно – я вспомнил, что я актёр… в настоящее время я и являюсь актёром, играющим роль конферансье… Начну с того, что представляет из себя эстрадная маска, которую я ношу… Прежде всего я скажу вам о важности первого выхода. Когда вы появляетесь перед зрителем, то сразу должны определить, что это за человек, чем он дышит. В моём первом выходе я стараюсь показаться зрителю скромным и необыкновенно приятным человеком. В те вечера, когда мне удаётся путём чисто актёрской техники достигнуть этого… такие вечера считаю для себя наиболее удачными. Тогда уж для меня не играет никакой роли, что говорить… Элемент симпатии, который имеется ко мне со стороны зрителя, уже будет довлеть над ним.
Не ЧТО говорить, а КАК ГОВОРИТЬ!
Надо сказать, что очень часто мой текстовой материал звучит в устах других товарищей. Я даже слышал по радио вещи, составленные мною. Причем это не имело того резонанса со стороны зрителя, который у меня. …Теперь о системе моей работы во время концертов. Когда вы выступаете в стационарном предприятии, для вас созданы благоприятные предпосылки работы: у вас есть уборная, где вы можете повесить свой костюм, посмотреть в зеркало… Кроме того, вы знаете точный порядок программы, можете подготовиться, чтобы ваше ведение не носило случайного характера.
…Сейчас я буду говорить о работе конферансье на сборном концерте. К сожалению, это деятельность для нас, конферансье, является основной на данный период. Эта работа легче в том смысле, что меньше ответственности. Если я взболтну что-нибудь в клубе «Каучук», то, учтя это, я не повторю в клубе «Красный луч». При этом я могу себя исправить, да и вообще, на это не обратит никто внимания. Тут надо учесть то обстоятельство, что вы выступаете перед аудиторией, у которой только что закончилось заседание. Вы имеете перед собой слушателя, который, с одной стороны – устал, с другой – зритель, который слушает вас для того, чтобы отдохнуть, привести свои нервы в порядок, чтобы завтра свежим выйти на работу. Самым серьёзным является первый выход. Завладеть аудиторией, поднять её и так её р а с п а х а т ь (выделено мною – А.Л.), чтобы всем остальным артистам было легко работать. Я не сторонник того, чтобы весь ваш конферанс заполнялся местной темой. Я противник этого. Но я за то, чтобы прослушать собрание и чтобы в вашем первом появлении промелькнула местная тема. И если вы из этой местной темы возьмёте кусочек (…) значит вы по-настоящему сделали первый выход.
…Я не принадлежу к тем артистам-конферансье, которые своей задачей ставят сострить «во что бы то ни стало». Многие конферансье считают, что если он не вышел и сострил, значит… нарушил какие-то законы конферанса. Конечно, можно острить, если вы чувствуете, что это хорошо. Но выйти и во что бы то ни стало рассказать какой-нибудь анекдот, пусть даже тонкий и остроумный. Он всё-таки будет носить налёт пошлости.
Плох тот конферансье, который заботится, главным образом о собственном успехе. Такой конферансье никогда не будет иметь собственного успеха.
БЕСКИН: Приходилось ли вам выступать перед иностранной аудиторией? На каком языке вы вели, и какова была реакция зрителя?
ГАРКАВИ: Перед иностранцами я выступал. Я конферировал на концерте, устроенном для физиологов в Тифлисе на французском языке, причем, я очень плохо им владею. Но это не играет никакой роли. Иностранная аудитория восприняла моё выступление хорошо, даже лучше русской. В Мюзик-холле были даны два спектакля.
Французы были уверены, что я блестяще владею французским языком, и что я их обманываю.
БЕСКИН: Приготовляете ли вы своё выступление? А что, если публика задаёт вам вопрос почему вы опоздали?
ГАРКАВИ: Нет, не приготовляю. Я не знаю, о чем я буду говорить. Я жду с нетерпением, чтобы публика меня что-то спросила. Тогда я легко иду дальше. Когда я выхожу на сцену, я представляю из себя сжатый комок нервов, готовый на всё. Когда я посмотрю, какая у меня аудитория, тогда всё пойму.
…Задача состоит не в том, чтобы рассказать какой-нибудь анекдот, а потом объявить артиста. Задача заключается в том, чтобы в очень легкой, непринужденной форме, подать артиста. Создать ему аудиторию.
Однажды по путёвке Дома Красной Армии, приехал в архитектурный институт… Один раз в жизни я не спросил, что это за аудитория. Так как было темно, я вышел и начал говорить конферанс на архитектурные темы… Потом я увидел, что это не даёт нужной реакции, я чувству, что аудитория меня не понимает. Меня прошиб холодный пот. Первым номером вышел Образцов. Он показал своих кошек и собак, но в публике было полное недоумение. Он показал второй номер, но это тоже не вызвало никакой реакции… Я почувствовал, что здесь что-то «не архитектурное». Попросил дать свет в зрительный зал. Оказалось, что этот зал был снят для возчиков, которые возят дрова для Мосгорторга. Когда я это понял, то вышел как бы в первый раз, и тогда аудитория начала смеяться… Если бы я заранее знал, какая это аудитория, то и Образцова приняли бы иначе, потому что я иначе подал бы его. …Я против написанных конферансов… У меня лично нет точно записанных острот. И если бы меня заставили написать конферанс… то я написал бы два-три рассказа, которые к конферансу практически отношения не имеют, которые нужны… для того, чтобы затянуть концерт, если какой-нибудь артист запоздал…
Значит, основное в нашей работе – это проба аудитории. Каждый конферансье должен выработать какую-то определённую фразу, произнося которую он будет знать, что за аудитория находится перед ним.
Если это принимается на большом смехе, значит аудитория малокультурная. Средний – смешанная. Если просто вызовет улыбку - …хорошая, и можно говорить спокойно и свободно. Я пробую аудиторию дешёвкой. Это законный приём, для того, чтобы потом легче работать.
…Я лично страшный противник ведения программы в таком плане, чтобы конферансье выходил, говорил свои репризы, а потом объявлял: «Сейчас выступит такой-то…» Это неверно, ибо подготовительным конферансом вы должны дать дорогу артисту… Перед разговорным номером, перед юмористом… вы не имеете право говорить остроты, ибо, вызывая смех у аудитории, вы тем самым обкрадываете артиста, который должен выступать. Перед выступлением инструменталиста, балетного номера зрительного ряда, можно говорить что угодно, хотя я не сторонник, чтобы говорить что угодно. Лично, когда выступает балет, говорю о балете, певец – о певце.
…Я хотел бы резюмировать… Во-первых как закон, перед выступлением разговорника – никаких острот. Во-вторых, конферансье обязан знать, перед кем выступает. Он обязан пробовать аудиторию, чтобы уяснить, как вести себя перед ней.
И потом, самое главное для конферансье – первый выход, который кладёт отпечаток на всю программу, которую он ведёт.
Вот лишь некоторые выдержки из той большой беседы. Десятки и десятки лет отделяют нас от времени её появления. Мир с той поры изменился колоссально, а сама профессия?.. А подход к ней?.. Я не вижу причин, по которым советы Гаркави нельзя было бы сравнить в какой-то степени с советами автора «Работы актёра над собой» К.С. Станиславского. Удивляюсь, почему до сих пор никому не пришло в голову опубликовать эту беседу (за исключением «Русской советской эстрады» с парой крошечных фрагментов), чтобы осваивающие трудную профессию ведущего знакомство с ней начинали с откровения «красного шоумена»?!
Гаркави был лидером, тем, чей успех на публике был несомненен, и к чьему мнению, безусловно, прислушивались. Но думаю, что даже в самом сладком сне он не чувствовал себя эстрадным пророком, этаким гуру отечественного конферанса. В беседе с Э. Бескиным он не раздавал истины, а делился своим сокровенным, тем, что проверено-перепроверено. Опыт. Нервы. Проба. Душевные и физические затраты. Синяки и шишки. И ещё, и ещё… А потом ещё раз опыт!!! По возможной схожести ситуаций у каждого конферансье он свой. А когда эти наработки пересекаются, когда сталкиваются мнения, вот тут-то и рождается порой нечто любопытное! Предлагаю читателю свидетельство конферансье Н.М. Синева, творческий путь которого пересёкся однажды с нашим героем:
«После небольшого концерта на Киевском центральном стадионе, - пишет Синев в своей книге «В жизни и на эстраде», - весело и темпераментно проведённого конферансье Михаилом Наумовичем Гаркави, я поинтересовался у старого артиста:
- Не трудно ли в вашем возрасте на стадионе?
Усталое лицо Гаркави просветлело.
- Люблю, чтобы было много зрителей… Мне кажется, мы, конферансье, не додали им шуток, веселья, хорошего настроения… А когда народу полный стадион и все смеются – на душе спокойнее…»
Гаркави горячо и убеждённо утверждал, что конферансье должен, прежде всего, думать не о своём личном успехе, а об успехе представления в целом. Синев - на основании своего немалого опыта – возражал: самое опасное в работе конферансье – когда он , не доверяясь культуре зрительного зала, начинает излишне заботливо «подавать» артиста, перегружать конферанс пояснительными текстами, всеми правдами и неправдами вызывать артиста на поклон. Оппонент Гаркави возражал: зритель сам превосходно чувствует, где с ним легко и остроумно шутят, как с равным собеседником, а где, как школьника, начинают поучать или принуждают аплодировать, когда у него нет к этому никакого желания. «Я признался Гаркави, - пишет Синев, - что у меня на этой почве с артистами нередко портятся отношения. Как-то певица, недовольная слабыми аплодисментами, сердито спросила меня за кулисами: «Вам трудно было лишний раз протянуть руку, чтобы вызвать меня на поклон? » Я тоже ответил: «Извините. Трудно. Радикулит». Гаркави шутливо сказал:
- Ну, вот видите… Певица пойдёт в министерство культуры, спросит, почему работает конферансье с радикулитом. Пора на пенсию! Заменят вас молодым, и вы поймёте, что для конферансье полезнее - острить или вызывать на поклон артистку».
Товарищеский спор двух «разговорников» закончился на миролюбивой ноте: поведение конферансье должно определяться культурным уровнем зрительного зала. Там, где зритель менее подготовлен, - конферансье не должен пренебрегать функциями воспитателя. Имея же дело с передовыми культурными людьми он, прежде всего, должен заботиться о весёлой природе эстрадного концерта и твёрдо помнить, что взрыв смеха для успеха всего концерта куда важнее, чем лишняя песня с трудом вытянутой на поклон самоуверенной певицы.
Диалог настолько нечастый для эстрадной культуры, насколько и примечательный. А примечательный он не только тем, что хорошо раскрывает творческую позицию Гаркави, как конферансье, но и показывает в какой-то степени характер этого человека. Согласитесь, реплику: «Не трудно ли в вашем возрасте…» сложно назвать образчиком этикета. Другой бы «корифей» пообидчивее назвал бы её попросту бестактной. Другой, но только не Гаркави! Лёгкость и незлобивость в обращении с публикой он непринуждённо переносил и за кулисы. Редкий человеческий дар!
|
