Двадцать первое столетие, - 
Тот убийца, этот – вор…
А тебя – возьмут в свидетели,
А потом – запишут в хор…
 

История пишется кровью, - 
Мечом, парабеллумом...

- Привези мне цветочек аленький,
А другой мне не надо помощи!

Воспитай свои воспоминания…
Научи их двигаться на цыпочках,
С вежливым, почтительным вниманием,
Обходя досадные ошибки.

Ты моя музыка. Слышишь? Молюсь тебе,
Словно моллюск Океану:
Господи, будь благосклонным к малюсеньким
Берингу и Магеллану!

Ах, как трудно быть трусом, милый!
В мире созданном для двоих!
Я смотрю на тебя вполсилы,
А корона как шапка – пых!
 

Разгулялся ветер.
Тонет как фрегат горящий клён.
Светится как море первый снег.
Не налюбоваться!

**

Да кто бы ни был ты, хоть бог, хоть тот, кто всех богов придумал -
они тебя не пощадят, они сожрут тебя живьём:
они расстроят навсегда твои серебряные струны,
и ты не сможешь больше петь... И мы, наверное, умрём...

У тебя – большие неприятности.
Как ты это всё переживёшь?
Ауру твоей невероятности
Третий день подряд смывает дождь.

Диапазон сердечной амплитуды
Неудержимо близится к нулю, 
Не потому, что ты меня не любишь,
А потому, что я тебя люблю.

Живи и помни: что тут было –
То не прошло.
Бурьяном на холмах могильных
Потом взошло
Слепое дьявольское семя:
Пырей, осот.
И снова тягостное бремя
Несёт народ.
 

Скоро осень. Осень ждём.
Смоем сереньким дождём
Зелень, синь и голубень.
Распугаем голубей

Бренный мир, беременный печалью,
Горькими настойками поя,
Шерстяной укутывала шалью
Ласковая бабушка моя.

***

А осень всё хмельней и ароматней,
Как будто многолетнее вино.
И мне с тобою встретиться приятно.
Мы так с тобой не виделись давно!

Вдруг ветерок прохладней, чем вчера,
На полминуты белый день короче, 
И собирают гас-тар-байтера

Кажется, что всё предрешено
Раз и навсегда, не перепишешь.
Только маки на Бородино
Что-то из веков грядущих слышат.

Ах, эти квази-патриоты!
С ума сойти - и не понять:
Такая уж у них работа -
Любить Отечество как мать.

Ты посмотри, как осень хороша!
Тепло, но не от солнца, а от листьев,
Которые так ласково шуршат,

В двадцатом веке
И в двадцать первом 
Мы жили-были.

Марине Дёминой

Плывут, плывут по небу облака...
И ты меж них, - воздушна, бестелесна...
Бумажный змей, сорвавшись с поводка,
Стремительно умчался в поднебесье.
Наверное, пытается догнать,
Уговорить: побудь ещё немного!